text
stringlengths
1
1.22k
е.
это такие, кого трудно убедить и нелегко заставить изменить убеждения .
У них есть какое-то сходство с воздержным, так же как у мота со щедрым и у смельчака с отважным, но во многом они различны.
Ведь воздержным будет не переменившийся под влиянием страсти и влечения, хотя при известных обстоятельствах и он поддается убеждению.
А те, другие, не убеждаются рассуждением, поскольку все-таки восприимчивы к влечениям и большинство ведомо удовольствиями.
Упрямы самоуверенные , неучи и неотесанные, причем самоуверенные упрямы из-за удовольствия и страдания действительно, они радуются победе, когда не дадут себя переубедить, и страдают, когда их отводятся, наподобие поставленного на голосование.
Этим они больше похожи на невоздержных, чем на воздержных.
Есть и такие, кто не придерживается мнений, но не из-за невоздержности таков, например, в Софокловом Филоктете Неоптолем пусть он из-за удовольствия не стал держаться , но это удовольствие прекрасно, ибо для Неоптолема прекрасно было говорить правду, а Одиссей убедил его обманывать.
Действительно, не всякий, кто совершает известный поступок ради удовольствия, является распущенным, дурным или невоздержным, но только тот, кто делает это ради некоторого постыдного .
.
Поскольку бывают и такие люди, которым свойственно наслаждаться телесными меньше, чем следует, причем не придерживаясь суждения, то находящийся посредине между таким человеком и невоздержным - воздержный, ибо если невоздержный не придерживается суждения из-за некоего превышения , то второй - из-за определенного занижения что же касается воздержного, то он придерживается суждения и не изменяет ни по одной, ни по другой причине.
Если же воздержность в самом деле есть нечто добропорядочное, то обе ее противоположности должны быть дурными складами , как оно и видно но от того, что одна из противоположностей заметна только у немногих людей и в редких случаях, кажется, будто благоразумие противостоит только распущенности, так же как воздержность - только невоздержности.
Поскольку во многих случаях названия даются в силу сходства, то и тут получилось, что по сходству благоразумному приписывают воздержность действительно, как воздержный, так и благоразумный способен не делать ничего вопреки суждению ради телесных удовольствий, но первый имеет дурные влечения, а второй нет, и он способен не испытывать удовольствия, если оно противоречит суждению, а первый способен их испытывать, но не поддаваться.
Подобны друг другу и невоздержный с распущенным, хотя они и разны, ибо телесных удовольствий ищут оба, но при этом один думает, что так и надо, а другой так не думает.
.
Невозможно одному и тому же человеку быть одновременно рассудительным и невоздержным, ибо, как было показано, быть рассудительным - значит быть добропорядочным по нраву.
Кроме того, быть рассудительным - это не только знать, но и быть способным поступать .
Между тем невоздержный так поступать не способен.
Ничто не мешает, однако, чтобы изобретательный был невоздержным именно поэтому создается впечатление, будто люди рассудительные, , одновременно невоздержные.
Это связано с тем, что изобретательность отличается от рассудительности таким образом, как было сказано в предыдущих рассуждениях, т.
е.
эти вещи близки в том, что касается суждения , и различны в том, что касается сознательного выбора .
Невоздержный не похож также на знающего и применяющего знание, а похож он на спящего или пьяного.
И хотя он по своей воле ибо в каком-то смысле он знает, что и ради чего он делает, он не подлец, ведь сознательно он избирает доброе, так что он полуподлец.
И неправосудным он не является, так как не злоумышляет ведь один невоздержный не способен придерживаться того, что решил, а другой из-за своей возбудимости вообще не способен к принятию решений.
И в самом деле, невоздержный похож на государство, где голосуют за все, за что следует, и где есть добропорядочные законы, но ничто из этого не применяется , как посмеялся Анаксандрид И воля государства закон не беспокоит.
Что же касается подлеца, то он похож на государство, которое применяет законы, но подлые.
Невоздержность и воздержность возможны в том, что превышает меру применительно к складу большинства людей, ибо воздержный держится больше, а невоздержный меньше, чем способно подавляющее большинство.
Среди разного рода невоздержностей та, от которой невоздержны возбудимые, исцеляется легче, нежели та, что у людей, принимающих решение, но его не придерживающихся, и легче исцелить приучившихся к невоздержности, нежели невоздержных по природе, потому что привычку проще переменить, чем природу.
В самом деле, даже привычку трудно переменять именно в той мере, в какой она походит на природу, как говорит Эвен Друг мой, скажу я, что станет занятье природою в людях, Если за долгое время оно совершенства достигнет.
Итак, сказано, что такое воздержность, что - невоздержность, что такое выдержанность и что - изнеженность и как эти склады относятся друг к другу.
.
Понять удовольствие и страдание - задача для философствующего о государственных делах, кто словно зодчий воздвигает цель, взирая на которую мы определяем каждую вещь как зло или как благо в безотносительном смысле.
Кроме того, внимательно рассмотреть это - одна из необходимых .
Ранее мы поставили нравственную добродетель в связь с удовольствием и страданием, а о счастье почти все говорят, что оно сопряжено с удовольствием.
И недаром ма-кариос блаженный прозвание получил от кхайро радуюсь, наслаждаюсь.
Итак, одним кажется, что никакое удовольствие не является благом ни само по себе, ни случайным образом, так как благо и удовольствие - вещи не тождественные.
Другие считают, что некоторые удовольствия благие, но что большинство - дурные.
Есть еще и третье из даже если все удовольствия представляют собою благо, все-таки невозможно, чтобы высшее благо было удовольствием.
Итак, , что удовольствие в целом не есть благо, основано на том, что всякое удовольствие - это чувственно воспринимаемое становление, естество , а между тем никакое становление не бывает родственно целям, как, скажем, никакое строительство дома не родственно дому.
Кроме того, благоразумный избегает удовольствий и еще рассудительный ищет свободы от страдания, а не того, что доставляет удовольствие и еще к этому удовольствия - это препятствия для рассудительности , причем препятствие тем большее, чем больше сами удовольствия, как, например, удовольствие от любовных утех, ведь, предаваясь им, никто, пожалуй, не способен что-нибудь понять умом.
Кроме того, не существует никакого искусства удовольствия, в то время как всякое благо - дело искусства.
И наконец, удовольствий ищут дети и звери.
, что не все удовольствия добропорядочные, основано на том, что бывают удовольствия постыдные и порицаемые и к тому же вредоносные, так как среди удовольствий бывают и нездоровые.
, что высшее благо не является удовольствием, , что удовольствие не цель, а сам становления.
Таковы, стало быть, почти все , высказываемые .
.
Как выясняется из нижеследующих , из этих мнений еще не следует, что удовольствие не есть ни благо, ни высшее благо.
Прежде всего, коль скоро о благе говорят в двух смыслах в одном случае в безотносительном, а в других относительно кого-то , то соответственно и о естествах людей, и о складах, а значит, и об изменениях, и о становления причем из тех, что считаются дурными, одни в безотносительном смысле дурны, а для кого-то нет, но, напротив, в этом смысле достойны избрания некоторые же не заслуживают избрания с точки зрения какого-то человека, но только в определенное время и на короткий срок, постоянно же нет.
К тому же некоторые из них не являются удовольствиями, а кажутся ими, а именно те удовольствия, что сопряжены со страданием и имеют целью исцеление, как в случае с недужными.
Далее, поскольку к благу относятся, с одной стороны, деятельность, а с другой - склад, или состояние, то восстановления естественного состояния привходящим образом доставляют удовольствие но при этом деятельность в связи с влечениями - это тех частей склада и естества, которые ущербом не затронуты, потому что удовольствия существуют и помимо страдания и влечения, естество не испытывает нужды, как, например, удовольствия умозрения.
Это подтверждается тем, что люди наслаждаются не одними и теми же вещами, когда естество восполняет и когда оно в состоянии напротив, когда оно в состоянии, наслаждаются тем, что доставляет удовольствие безусловно, а когда восполняют - то вещами, даже противоположными , ибо наслаждаются кислым и горьким, а ничто из этого и по природе, и безусловно удовольствия не доставляет.
Значит, и удовольствия не , потому что удовольствия отстоят друг от друга так же, как то, что их доставляет.
Далее, нет необходимости, чтобы существовало что-то другое, лучшее, нежели удовольствие, в таком же смысле, в каком цель, по утверждению некоторых, лучше становления.
Дело в том, что удовольствия не являются становления и не все они сопровождаются становлением напротив, они являются деятельностями в смысле осуществленности и целью и сопутствуют не становлению, а пользованию и не для всех удовольствий цель - это нечто отличное , а только для тех, что бывают у движущихся к восполнению естества.
Вот почему неправильно говорить, будто удовольствие это воспринимаемый чувствами становления.
Скорее, следует определить удовольствие как деятельность сообразного естеству склада и вместо чувственно воспринимаемой назвать эту деятельность беспрепятственной.
Впрочем, некоторые считают, что удовольствие - это становление, так как есть благо в собственном смысле слова , они ведь полагают, что деятельность представляет собою становление, но это разные вещи.
Сказать, что удовольствия дурны, потому что некоторые нездоровые вещи доставляют удовольствие, - это то же самое, что сказать, будто здоровье дурно, потому что некоторые вещи, полезные для здоровья, дурны для на-живания денег.
С такой точки зрения и то и другое, , дурно, но дурно все-таки не благодаря тому, , ведь и умозрение иной раз вредит здоровью.
Ни рассудительности и никакому складу не служит препятствием удовольствие, происходящее от них самих извне, ведь удовольствие от умозрения и учения заставляет больше заниметь-ся умозрением и учением.
Отсюда, конечно, следует, что ни одно удовольствие не является делом искусства, ведь ни в каком ином деятельном проявлении искусности тоже быть не может, но в уменье, хотя искусство приготовлять умащения или жарить пищу и кажется искусством удовольствия.
, будто благоразумный избегает удовольствий, а рассудительный ищет жизни, свободной от страданий, и что дети и звери ищут удовольствий, - все эти опровергаются одним и тем же .
Уже ведь было сказано, в каком смысле всевозможные удовольствия безусловно благие и в каком смысле они не благие.
Выходит, что последних ищут звери и дети, а рассудительный - свободы от страданий из-за этих вещей а именно, ищут удовольствий, сопряженных с влечением и страданием, тем самым телесных ибо они именно таковы, причем ищут излишеств в них, из-за которых распущенный и является распущенным.
По этим же причинам благоразумный избегает этих удовольствий, хотя удовольствия, свойственные благоразумному, тоже существуют.
Х.
Все, однако, согласны, что страдание - зло и что его избегают оно является злом либо в безотносительном смысле, либо как препятствие для чего-то.
То, что противоположно вещам, которых избегают и которые являются злом именно в тех отношениях, из-за которых этих вещей избегают и из-за которых эти вещи - зло, является благом.
Следовательно, удовольствие с необходимостью есть некое благо.
А тем способом, какой применял Спевсипп, не решается.
По его мнению, так же, как большее противостоит меньшему и равному ведь сказать, что удовольствие это и есть разновидность зла, он все-таки не мог.
Ничто не мешает, чтобы высшее благо было разновидностью удовольствия, пусть даже некоторые удовольствия дурны, подобно тому как было разновидностью научного знания , хотя некоторые науки и дурны.
Может быть, даже необходимо раз уж для каждого склада существуют беспрепятственные деятельные проявления, чтобы - , будет ли счастьем деятельное проявление всех складов или разумеется, при условии беспрепятственного какого-то определенного, - именно было наиболее предпочтительным, а это и есть удовольствие.
Следовательно, высшее благо будет разновидностью удовольствия, хотя большинство удовольствий дурны, и, если угодно, в безотносительном смысле.
Поэтому все думают, что счастливая жизнь - это жизнь, доставляющая удовольствие, и вполне разумно включают в счастья удовольствие, ибо ни одно деятельное проявление не бывает полным, если ему чинятся препятствия, а счастье относится к вещам, достигшим полноты.
Вот почему счастливому нужны еще и телесные блага, и внешние, и случаи , чтобы ему не было тут препятствий.
Те, что твердят, будто под пыткой или перенося великие несчастья человек счастлив, если он добродетелен, вольно или невольно говорят вздор.
А от того, что для счастья нужен еще и случай, некоторым, наоборот, кажется, что удача и счастье - одно и то же, но это не так, потому что удача, если она чрезмерна, служит препятствием для счастья, и, вероятно, тогда мы уже не имеем права назвать это удачей, ибо ограничено тем, что служит счастью.
Да и то, что все - и звери, и люди - ищут удовольствий, в какой-то мере подтверждает, что высшее благо - это в каком-то смысле удовольствие.
И никогда не исчезнет бесследно молва, что в народе Многие...
Но поскольку не одно и то же и является и кажется наилучшим естеством и складом , то и удовольствие все ищут не одно и то же, хотя все ищут удовольствие.
А может быть, люди ищут и не то удовольствие, которое думают, , и не то, что могли бы назвать, но одно и то же.
Ведь от природы все заключают в себе что-то божественное.
Телесные же удовольствия захватили имя удовольствия из-за того, во-первых, что люди очень часто к ним причаливают, и, во-вторых, все к ним причастны таким образом, из-за того, что хорошо знакомы только эти удовольствия, думают, что только они и существуют.
Понятно и то, что если удовольствие, т.
е.
деятельное проявление , не есть благо, то счастливый не сможет получать удовольствия от жизни, ибо зачем понадобится ему удовольствие, раз оно не является благом, а можно жить и страдая?
Действительно, страдание не будет ни злом, ни благом, коль скоро не является благом удовольствие.
А тогда зачем избегать страдания?
Так что получится, что жизнь добропорядочного человека доставляет ему удовольствий не больше, , раз не доставляют их деятельные проявления его .
.
Если считать, что по крайней мере некоторые удовольствия весьма заслуживают избрания, скажем нравственно прекрасные, а не телесные и не те, к каким распущенный, то нужно внимательно рассмотреть о телесных удовольствиях.
Почему, в самом деле, плохи удовольствия, которые противоположны страданиям?
Ведь злу противоположно благо.
Необходимые удовольствия являются благими в том смысле, что благо уже то, что не есть зло, или они благие до определенного предела, ибо когда состояния, т.
е.
склады, и движения таковы, что невозможен избыток в сторону лучшего, избыток удовольствия также невозможен, а , что избыток возможен, избыток удовольствия тоже возможен.
А возможен избыток в телесных благах, и дурной человек является таким потому, что ищет избытка, а не необходимых удовольствий ведь все каким-то образом наслаждаются и кушаньями, и вином, и любовными утехами, но не так, как следует.
А со страданием все наоборот, ибо дурной человек избегает не чрезмерного, но вообще страдания, ведь только для ищущего чрезмерных удовольствий страданием будет уже отсутствие чрезмерности.