text
stringlengths
1
1.22k
Ведь при наличии рассудительности, хотя это одна , все окажутся в наличии.
Очевидно, что, даже если бы рассудительность не была направлена на поступки, в ней все-таки была бы нужда, потому что она является добродетелью одной из частей души и потому, что как без рассудительности, так и без добродетели сознательный выбор не будет правильным, ибо вторая создает цель, а первая позволяет совершать поступки, ведущие к цели.
Но рассудительность все же не главнее мудрости, и лучшей части души, так же как врачевание не главнее здоровья, ибо рассудительность не пользуется мудростью, но только следит, чтобы мудрость возникала .
А потому предписания рассудительности - это предписания ради мудрости, но не ей .
Добавим к этому сказать, , - это все равно что сказать, будто наука о государстве начальствует над богами, так как она предписывает все, что имеет отношение к государству.
КНИГА СЕДЬМАЯ Н .
А теперь, исходя из другого принципа, надо сказать, что существует три вида такого, чего избегают в нравах порок, невоздержность, зверство , , .
Что противоположно первому и второму, ясно, ибо одно мы зовем добродетелью, а другое - воздержностью, зверству же более всего подобает противопоставить ту добродетель, что превыше нас, - как бы героическую и божественную так и Гомер сочинил слова Приама о Гекторе, что он-де был весьма добродетелен Так, не смертного иужа казался он сыном, но бога!
Так что, если, как говорится, при избытке добродетели из людей становятся богами, то, очевидно, именно такой склад противоположен зверскому, и, как зверю не свойственны ни порочность, ни добродетель, так не свойственны они и богу, но есть нечто, ценимое выше добродетели, а у - некий род , отличный от порочности.
Но как человек редко бывает божественным сравним это с обычным обращением лаконцев когда они кем-то восхищены чрезвычайно, они говорят божеский муж, так редко встречается среди людей и звероподобный, причем главным образом среди варваров, да еще рождаются такими из-за болезней и уродств и мы клеймим этим тех между людьми, кто от порочности преступает меру.
Но об этой наклонности нам надо будет упомянуть позже, а о порочности было рассказано ранее, надо сказать о невоздержности, изнеженности и избалованности, , с одной стороны, и о воздержности - с другой.
Дело в том, что ни тот, ни другой склад нельзя представлять тождественным соответственно с добродетелью или испорченностью, ни отличным по роду.
Как и в других случаях, нужно изложить, что людям кажется, и, разобрав сначала спорные вопросы, показать таким образом по возможности все заслуживающие внимания мнения об этих страстях, а если не , то большую их часть и самые главные, ибо, когда сложности будут разрешены и мнения, заслуживающие внимания, отобраны, тогда, видимо, и показан достаточно.
.
Принято считать, что воздержность и выдержанность относятся к числу вещей добропорядочных и достойных похвал, а невоздержность и изнеженность - к числу дурных и осуждаемых и воздержный - это то же, что придерживающийся расчета , а невоздержный - отступающий от расчета .
И если невоздержный, зная, что под влиянием страсти, то воздержный, зная, что влечения дурны, не следует им благодаря суждению .
И с одной стороны, благоразумного признают воздержным и выдержанным, а с другой - по мнению одних, благоразумен во всех отношениях, а по мнению других - не во всех и если одни смешивают распущенного с невоздержным и невоздержного с распущенным, то другие их различают.
О рассудительном же иногда говорят, что он невоздержным быть не может, иногда - что иные, будучи рассудительными и одновременно изобретательными, невоздержны.
И наконец, говорят о невоздержных в порыве ярости, в жажде почестей и наживы.
Вот что, стало быть, говорится обычно.
.
Пожалуй, возникнет вопрос, как , имея правильные представления, вести невоздержную .
По этому поводу некоторые говорят, что знающий не способен быть , ведь нелепо, по мысли Сократа, если, несмотря на имеющиеся у человека знания , верх одерживает нечто иное и таскает , как раба.
Сократ ведь вообще отстаивал разумность так, словно невоздержности не существует никто, дескать, не поступает вопреки тому, что представляется наилучшим, а только по неведению.
В таком виде это учение явно противоречит очевидности, и надо исследовать о страсти если она по неведению, то что это за неведение такое Ведь понятно, что ведущий невоздержную все же не думает так жить, прежде чем оказался охвачен страстью.
Некоторые в одном соглашаются с , а в другом нет, а именно соглашаются, что ничего нет выше знания но что никто не поступает вопреки тому, что показалось наилучшим, не соглашаются.
И потому они утверждают, что невоздержный одержим удовольствиями как имеющий не знание, а только мнение.
А если это в самом деле только мнение и не знание и если удовольствию и страсти противодействует не четкое представление, а смутное, как у нерешительных, то можно посочувствовать тому, кто не придерживается этих перед лицом сильных влечений.
Но испорченным не сочувствуют, так же как всему прочему, что достойно осуждения.
Тогда рассудительность, может быть, противостоит ?
Ведь она в нас - самое сильное.
Но и нелепо ибо тогда один и тот же человек будет одновременно рассудительным и невоздержным, между тем никто, пожалуй, не станет утверждать, что рассудительному свойственно по собственной воле совершать самые дурные поступки.
Кроме того, прежде уже было показано, что рассудительный как имеющий дело с последними данностями есть поступков , обладающий и другими добродетелями.
Далее, если быть воздержным - значит иметь сильные и дурные влечения, то ни благоразумный не будет воздержным, ни воздержный - благоразумным, потому что благоразумному не свойственно иметь ни чрезмерных, ни дурных влечений а если влечения полезны, склад , который препятствует следовать им, - дурной склад таким образом, не всякая воздержность оказывается чем-то добропорядочным.
Но если влечения слабые и не дурные, нет ничего впечатляющего, а если они дурные, но слабые, то - ничего великого.
Далее, если воздержность заставляет держаться всякого мнения, в том числе ложного, она дурна.
А если невоздержность состоит в отступлении от всякого мнения, то будет некая добропорядочная невоздержность, как, например, у Софоклова Неоптолема в Фи-локтете ведь он заслуживает похвалы за то, что не держался того, в чем его убедил Одиссей, так как лгать было мучительно.
Кроме того, трудный вопрос ставит софистическое рассуждение.
Действительно, из-за того, что софисты хотят заставить принять парадоксы, чтобы, когда это удастся, своей изобретательностью, - из-за этого полученный силлогизм и являет собой неразрешимую трудность.
В самом деле, мысль связана, когда из-за неудовлетворенности выводом держаться его не хочет, а идти дальше не может, потому что не способна опровергнуть рассуждение.
При одном рассуждении выходит, что безрассудство вкупе с невоздержностью есть добродетель.
Действительно, от невоздержности человек совершает поступки, противоположные представлениям, а ему представляется, что добродетельные порочны и совершать их не следует, и, значит, он будет совершать поступки добродетельные, а не порочные.
Далее, кто доставляет себе удовольствия и преследует их по убеждению и сознательному выбору, тот покажется, должно быть, лучшим в сравнении с тем, кто так поступает не по расчету, а от невоздержности, ведь его легче исцелить, потому что можно переубедить.
К невоздержному же относится пословица, в которой говорится Когда водой подавишься, чем запивать?, потому что если бы человек совершал поступки по убеждению, то, будучи переубежден, он перестал бы так поступать, в данном же случае убежденный он, тем не менее, поступает по-другому.
И наконец, если невоздержность и воздержность могут относиться ко всему, кто же тогда будет невоздержным во всех отношениях, ?
В самом деле, никто не наделен всеми невоздержности в совокупности, а между тем мы говорим, что некоторые безусловно невоздержны.
.
Таковы, стало быть, определенные за труднения.
которые тут возникают.
Одни из них надо отбросить, а другие сохранить, ибо разрешение затруднения - это обнаружение .
.
Прежде всего, конечно, надо рассмотреть, сознательно или нет , и если сознательно, то в каком смысле затем, в каких вещах следует полагать человека невоздержным и воздержным, т.
е.
в любых ли удовольствиях и страданиях или в известных, определенных вещах, а кроме того, одно ли и то же быть воздержным и выдержанным, или это разные вещи?
Соответственно надо рассмотреть и другие , которые тесно связаны с настоящим исследованием .
Начало нашего рассмотрения - , различаются ли воздержный и невоздержный по тому, с чем они имеют дело, или по тому, как они к этому относятся, иными словами, является ли человек невоздержным только потому, что невоздержен в отношении совершенно определенных вещей, или не поэтому, а по тому, как он к ним относится, или же и не по этому , но в силу того и другого вместе.
Следующий вопрос, ко всему ли относится невоздержность и воздержность или нет?
Дело ведь в том, что невоздержный в безусловном смысле слова невоздержен не во всем, но как раз в том, в чем невоздержен распущенный однако и не от того он невоздержен, что просто имеет дело с этими вещами, ибо тогда невоздержность была бы тождественна распущенности, но от того, что имеет с ними дело вполне определенным образом.
Ведь если распущенного толкает сознательный выбор, так как он считает, что нужно всегда преследовать непосредственное удовольствие, то невоздержный так не думает, но преследует .
.
Для нашего рассуждения не важно, что невоздержную жизнь ведут вопреки истинному мнению, а не вопреки знанию, ведь некоторые из тех, у кого есть мнения, не сомневаются, а, напротив, думают, что их знания точны.
Поэтому, если , кто имеют лишь мнения, из-за слабой уверенности скорее, нежели те, у кого знания, поступают вопреки своим представлениям , то окажется, что никакой разницы между знанием и мнением нет.
В самом деле, иные ничуть не менее уверены в том, о чем имеют мнение, нежели и том, о чем имеют знание.
Гераклит ясно это показывает.
Но поскольку мы говорим знать в двух смыслах знает говорят и о том, кто, обладая знанием, не применяет его, и о том, кто применяет , - различие окажется между поступками вопреки должному у обладателя знания, который его не применяет, и обладателя знания, который его применяет , именно это последнее нелепо, а не без применения .
Далее, коль скоро посылки бывают двух видов, ничто не мешает, имея обе, поступать вопреки знанию, а именно применять знание общей посылки, а частной нет между тем поступки - это частные случаи.
Более того, может быть различие и внутри общего, ибо оно может относиться к самому , а может к предмету, например, , что всякому человеку полезно сухое, предполагает и знание, что сам я - человек или что такое-то качество - сухость.
Однако, имеет ли данная вещь данное качество, человек либо не знает, либо не употребляет в дело.
При том и другом способе разница будет столь громадной, что не покажется странным, если , обладая знанием только в одном из смыслов удивительно, если , обладая им иначе.
Кроме того, людям дано также обладать знанием способом иным по сравнению с только что названным.
Действительно, в обладании без применения мы видим уже совсем другое обладание , так что в каком-то смысле человек знанием обладает, а в каком-то не обладает, как, скажем, спящий, одержимый и пьяный.
Однако именно таково состояние людей, охваченных страстями.
Ведь порывы ярости, любовные влечения и некоторые из таких весьма заметно влияют на тело, а у некоторых вызывают даже помешательство.
Ясно поэтому, что необходимо сказать невоздержные имеют склад , сходный с этих людей.
Если высказывают суждение, исходящее из знания, это отнюдь не значит, что им обладают, ведь и охваченные страстями проводят доказательства и произносят стихи Эмпедокла начинающие ученики даже строят рассуждения без запинки, но еще и без всякого знания, ибо со знаниями нужно срастись, а это требует времени.
Так что высказывания людей, ведущих невоздержную жизнь, нужно представлять себе подобными речам лицедеев.
И наконец, на причину невоздержности можно посмотреть еще и с точки зрения естествознания.
Одно мнение, , касается общего, другое - частного, где, как известно, решает чувство.
Когда же из этих двух сложилось одно , то при необходимо, чтобы душа высказала заключение, а при , связанных с действием , - чтобы тут же осуществила его в поступке.
Например, если надо отведывать все сладкое, а вот это - как один какой-то из частных - сладкое, то, имея возможность и не имея препятствий, необходимо тотчас осуществлять соответствующий поступок.
Итак, когда в нас присутствует общая посылка, запрещающая отведывать сладкое, и посылка, что все сладкое доставляет удовольствие, и нами нечто сладкое а это последнее и оказывается действенным, то, окажись у нас влечение , тогда одно говорит, что этого надо избегать, но влечение ведет за собою, ибо каждая из частей души способна привести в движение.
Таким образом, выходит, что невоздержную жизнь ведут, в каком-то смысле рассуждая и имея мнение, которое само по себе не противоречит разве только по случайности верному суждению, ибо противоречит ему влечение, а не мнение.
Так что и по этой причине тоже звери не невоздержны, так как не имеют общих представлений, но только образы и память об отдельных .
Как устраняется неведение и к невоздержному возвращается его знание, объясняет то же самое учение, которое опьяненного и спящего, и для состояния оно не является особенным слушать это надо у природоведов .
Поскольку же конечная посылка - это и мнение о воспринимаемом чувствами, и , в чьей власти находятся поступки, а одержимый страстью либо не знает этой посылки, либо знает, но так, что это знание, как было сказано, означает не знание, а только повторение слов, так же как пьяный Эмпедокла поскольку последний член силлогизма не имеет обобщающего смысла и, по-видимому, не является в отличие от обобщения, , научным , т, похоже, получается как раз то, что хотел доказать Сократ.
Дело в том, что страсть не возникает в присутствии знания, которое считается научным в собственном смысле слова , и это знание не увлекается силою страсти страсть возникает, когда в нас присутствует чувственное знание.
Итак, пусть достаточно сказано о том, сознательно или несознательно и в каком смысле сознательно можно вести невоздержную жизнь.
.
Вслед за этим надо сказать о том, существует ли невоздержный во всех отношениях , или же все частично, и если существует, то с чем он имеет дело.
Ясно между тем, что воздержные и выдержанные, так же как невоздержные и изнеженные, проявляются в отношении к удовольствиям и страданиям.
Коль скоро из того, что доставляет удовольствие, одно - вещи необходимые, а другое само по себе заслуживает избрания, но допускает нарушение меры, причем необходимое относится к телу под этим я имею в виду то, что связано с пищей и любовной потребностью, и подобные телесные , с которыми мы соотнесли распущенность и благоразумие, а что является не необходимым, заслуживает избрания само по себе я имею в виду, например, победу, почет, богатство и тому подобные блага и удовольствия, - , тогда тех, кто , вопреки заключенному в них самих верному суждению нарушают меру, мы не называем невоздержными во всех отношениях, но уточняем невоздержные в отношении к имуществу, или к наживе, или к почестям, или в порыве ярости, но не без уточнений, потому что эти люди отличаются от и называются невоздержными в силу сходства.
Сравним это с победителем Олимпийских игр по имени Человек.
В самом деле, в случае с ним общее понятие человек мало отличалось от собственного имени, но все же отличалось.
И вот подтверждение невоздержность осуждают не только как недомыслие, но и как известную порочность или в общем, или в частном смысле, никого в других отношениях так, , не .
Из тех, кто имеет дело с телесными усладами в связи с ними мы говорим о благоразумном и распущенном, тот, кто не по сознательному выбору, но вопреки и ему, и мысли, ищет чрезмерных удовольствий и избегает страданий, голода, жажды, жары и холода и всего, что бывает от осязания и вкуса, именуется невоздержным без уточнений дескать, в таком-то отношении, например в гневе, а просто вообще невоздержным.
Подтверждение такое изнеженным считают за отношение к этим , но не за отношение к одному из тех, .
И по этой причине мы почти отождествляем невоздержного и распущенного, так же как воздержного и благоразумного но никого из тех , потому что они имеют дело с одними и теми же в известном смысле удовольствиями и страданиями.
Но хотя проявляются в отношении к одному и тому же, они это делают не одинаково, а один по сознательному выбору, другой нет.
Вот почему мы, скорее, назовем распущенным того, кто, не испытывая влечения или испытывая его слабо, преследует чрезмерные удовольствия и избегает умеренных страданий, нежели назовем так того, кто делает это по сильному влечению.
Что же в самом деле натворит первый, появись в нем к тому же юношески влечение и сильное страдание из-за нужды в необходимых вещах?