text
stringlengths
1
1.22k
Однако среди влечений и удовольствий существуют такие, что по роду относятся к вещам прекрасным и доброкачественным ибо, согласно делению, произведенному ранее, среди вещей, доставляющих удовольствие, иные по природе достойны избрания, другие им противоположны, третьи находятся посредине, например имущество и прибыль, победа и почет.
По поводу всего - и этих вещей, и лежащих посредине - людей осуждают не за то, что они испытывают их воздействие, питают к ним влечение и любовь, но за то, как они это делают, а именно за то, что нарушают меру.
Вот почему осуждаются и те, кто вопреки суждению либо воздерживаются от чего-то прекрасного по природе и благого, либо вопреки суждению преследуют это, как, например, те, кто больше, чем нужно, хлопочут о почете или о детях и родителях, ибо хотя это тоже относится к благам и, кто хлопочет об этом, заслуживает похвалы, однако и тут бывает своего рода чрезмерность если, скажем, как Ниоба, спорить с богами или относиться к отцу, как Сатир, прозванный от-целюбом, так как считали, что он ведет себя слишком глупо ввиду сказанного в этом нет никакой порочности, потому что сам по себе каждый такой предмет влечения относится к вещам по природе достойным избрания, а дурными и такими, которых избегают, являются излишества в этом.
Соответственно нет и невоздержности, коль скоро невоздержность не только нечто избегаемое - это еще и одна из тех вещей, которые осуждаются - и все-таки в силу сходства страсти мы даже здесь говорим о невоздержности, уточняя в каждом отдельном случае, в чем невоздержность, так же как плохой врач и плохой лицедей мы говорим о человеке, которого не назвали бы плохим безотносительно.
И вот как здесь мы не , потому что каждая из этих означает не собственно порочность , но подобна ей по соответствию, так, очевидно, и в случае с невоздержностью и воздержностью нужно подразумевать только ту невоздержность и ту воздержность, что имеют отношение к тому же, что благоразумие и распущенность.
А в связи с яростью мы употребляем эти слова только из-за сходства , и потому говорим невоздержный, уточняя в порывах ярости, так же как в често, в наживе.
.
Если некоторые вещи доставляют удовольствие по природе в разных смыслах одни - в безусловном, другие - в зависимости от рода животных и людей, а , но одно - в силу уродств, другое - в силу привычек, третье - по испорченности естества, , то и для каждого из названных случаев тоже можно обнаружить наиболее близкие им склады .
Последние же я называю звероподобными складами, например существо женского пола, о котором рассказывают, что оно, взрезав беременных, пожирает детей или тех, кто наслаждаются как рассказывают о некоторых из дикарей, живущих у Понта сырым или человеческим мясом или тех, кто одалживают друг другу детей для праздничной трапезы или то, что рассказывают о Фалариде.
Это склады звероподобные, другие возникают вследствие болезней причем у некоторых от помешательства, как, например, у человека, принесшего в жертву и съевшего свою мать, или у раба, съевшего печень товарища по рабству, и, наконец, бывают как бы болезненные или от привычек, как, например, привычка выдергивать волосы и грызть ногти, а также уголь и землю, добавим к этому любовные наслаждения с мужчинами.
Ведь у одних это бывает от природы, у других - от привычки, как, например, у тех, кто с детства терпел насилие.
Тех, у кого причиной является природа, никто, пожалуй, не назовет невоздержным, как, например, женщин за то, что в половом соединении не они обладают, а ими, соответственно обстоит дело и с теми, кто находится в болезненном состоянии из-за привычки.
Итак, каждое из этих состояний, подобно зверству, находится за пределами порочности.
Если состояние таково, то уметь держаться или быть одержимым не означает невоздержности в общем смысле, но в силу сходства, подобно тому как человека, чье состояние в порыве ярости имеет вид этой страсти, не следует называть невоздержным.
Ведь всякая чрезмерность и в безрассудстве, и в трусости, и в распущенности, и в злобности либо звероподобная, либо болезненная.
А именно, если человек по природе таков, что всего боится, даже если мышь зашуршит, он труслив звероподобной трусостью, а если испугался куницы, то от болезненного .
Можно обладать одним из этих , только временно, но не быть им одержимым я имею в виду возможность того, что некий Фа-ларид сдержится, испытывая влечение пожрать ребенка или насладиться нелепой любовью.
А можно и быть одержимым, а не только иметь .
Словом, подобно тому, как испорченность, когда она соответствует человека, определяется как испорченность в безусловном смысле, а когда она с уточнениями звероподобная или болезненная, как безусловная не определяется, подобно этому, очевидно, что одна невоздержность может быть зверской, другая болезненной, но невоздержность в безусловном, , смысле соответствует именно человеческой распущенности.
.
Ясно, таким образом, что невоздержность и воздержность касаются только того, чего касаются распущенность и благоразумие, и что разным видам этого соответствуют разные виды невоздержности, называемые так переносно и не в безусловном смысле.
.
Давайте уясним себе , что невоздержность в порыве ярости менее позорна, нежели невоздержность во влечениях.
Ведь похоже, что порыв в какой-то мере слушает суждения, , но недослышит, как торопливая прислуга, что выбегает вон, не дослушав, что говорят, а потом, исполняя поручение, допускает промах, и как псы, что начинают лаять, едва послышится шорох, не рассмотрев, не свой ли.
Вот так и порыв из-за горячности и поспешности его природы бросается мстить, уловив что-то, но не услышав приказа.
В самом деле, доставляет удовольствие, бросается к усладам, так что порыв в каком-то смысле следует за суждением, а влечение нет.
А значит, оно позорнее, ведь кто невоздержен в порыве ярости, как-то подчиняется суждению, а тот другой - влечению, а не суждению.
Кроме того, следование естественным стремлениям вызывает больше сочувствия, раз уж больше его вызывает следование даже влечениям, если они общи всем, и в той мере, в какой они общи.
Порыв ярости и злость более естественны, чем влечения к излишествам и вещам, не являющимся необходимыми.
, например, , который, защищаясь о побоях, нанесенных отцу, сказал Ведь и он своего , и тот - своего, - и, указав на ребенка И этот меня, когда возмужает, - так уж у нас в роду и , которого сын волок и который приказал ему остановиться в дверях, потому что и он сам доволакивал-де отца до этого места.
Кроме того, чем больше злого умысла, тем больше не-правосудности.
А между тем ни порывистый, ни порыв не способны злоумышлять - они действуют открыто.
Зато влечение - словно Афродита, о которой говорят рожденная на Кипре кознодейка - и о узорчатом поясе Гомер Льстивые речи, не раз уловлявшие ум и разумных.
Так что если эта невоздержность влечений действительно более неправосудна и позорна, чем та, что сказывается в порыве ярости, то именно она есть невоздержность в безусловном смысле слова и в каком-то смысле порочность.
Далее, никто не ведет себя нагло , при этом страдая а действуя в гневе, всякий испытывает страдание, тогда как наглец , напротив, действует с удовольствием.
Итак, если больше неправосудности в том, на что гневаться наиболее правосудно, то и в невоздержности из-за влечения , ибо в порыве ярости нет наглости .
Ясно поэтому, в каком смысле невоздержность, связанная с влечением, более позорна, чем невоздержность, связанная с порывом ярости, а также что воздержность и невоздержность относятся к телесным влечениям и удовольствиям.
Осталось понять, какая между ними разница.
В самом деле, как уже было сказано вначале, одни из человеческие и естественные как по роду, так и по степени, другие - звероподобные, третьи же уродствами и болезнями.
Благоразумие и распущенность связаны только с первым .
Вот почему мы не называем зверей ни благоразумными, ни распущенными иначе, как в переносном смысле, - у них ведь нет ни сознательного выбора, ни расчета - и еще в случае, если один какой-то род животных в целом отличается от другого наглостью, буйством и обжорством, но это отступления от природы, так же как среди людей - помешанные.
Зверство менее , нежели порочность, но более страшно, ибо лучшая часть души не развращена оу , как у человека, а отсутствует.
Это похоже на сравнение неодушевленного и одушевленного по степени порочности.
Ведь безвреднее всегда бывает дурное качество того, что не имеет в себе источника , а ум - источник так что это очень похоже на сравнение неправосудности с неправосудным человеком большим злом в одном смысле будет одно, в другом - другое, ведь порочный человек натворит, наверное, в тысячу раз больше зла , чем зверь.
.
В обращении с удовольствиями и страданиями, а также с влечениями и избеганиями, обусловленными осязанием и вкусом, по отношению к которым ранее были даны определения распущенности и благоразумию, можно иметь такой , что уступает даже тем , над коими большинство возвышается, а можно одержать верх даже над теми, коим большинство уступает.
Если связаны с удовольствием, то невоздержный, а - воздержный, если же то и другое связано со страданием, то первый изнеженный, а второй выдержанный.
склад подавляющего большинства людей занимает промежуточное положение, хотя бы они больше были склонны к худшим .
Поскольку некоторые из удовольствий необходимы, а другие нет или же необходимы до определенной степени, в то время как излишества не необходимы, и поскольку с влечениями и страданиями дело обстоит сходным образом, то человек, который ищет излишеств в удовольствиях или излишне, или по сознательному выбору, т.
е.
ради самих , но отнюдь не ради чего-то другого, что из этого получается, - такой человек и есть распущенный.
, с необходимостью не склонен к раскаянию, а следовательно, он неисцелимый, ведь именно не способный к раскаянию неисцелим.
Кто недостаточно ищет удовольствий, противоположен распущенному, кто находится посредине, благоразумен.
Соответственно распущен тот, кто избегает телесных страданий не потому, что уступает , а по сознательному выбору.
Из тех, в ком сознательного выбора нет, одного ведет удовольствие, а другого - то, что он избегает страдания от влечения, значит, между ними есть разница.
Любому, пожалуй, тот покажется худшим, кто совершает какой-нибудь постыдный поступок, не испытывая влечения или испытывая его слабо, а не тот, кто испытывает сильное влечение, так же как, если человек бьет, не будучи в гневе, , нежели тот, кто бьет в гневе.
Что бы он делал, право, будь он охвачен страстью?!
Именно поэтому распущенный хуже невоздержного.
Из названных последний представляет собою скорее вид изнеженности, а - распущенный.
Воздержный противоположен невоздержному, а изнеженному - выдержанный, ибо выдержка заключается в том, чтобы противостоять, а воздержность - в том, чтобы сдерживаться , а между тем противостоять и сдерживаться - разные вещи, так же как не уступать и побеждать вот почему воздержность - это что-то такое, что больше заслуживает избрания, чем выдержанность.
Если человеку недостает тому, чему большинство противится и с чем справляются, он изнежен и избалован, ибо избалованность - это тоже разновидность изнеженности.
Такой человек волочит плащ, чтобы не пострадать от усилия его подтянуть, и изображает недужного, и хотя похож на жалкого, не думает, что жалок.
С воздержностью и невоздержностью дело обстоит сходным образом.
В самом деле, не удивительно, если человек уступит сильным и чрезмерным удовольствиям или страданиям напротив, он вызывает сочувствие, если противится им так, как укушенный змеей Филоктет у Феодекта, или как Керкион в Алопе Каркина, или как те, что, пытаясь сдержать смех, разражаются взрывом хохота, как случилось с Ксенофантом.
Удивляет, причем не вызывает сочувствия, если человек уступает и не может противиться таким вещам, которым большинство способно противостоять, причем это не обусловлено ни его природой, передающейся по наследству, ни болезнью, как, например, наследственная изнеженность царей скифов, ни, , такими , по каким женский пол уступает мужскому.
Ребячливый тоже считается распущенным, но в действительности он изнеженный.
Ведь ребячьи забавы, - это расслабление, коль скоро это отдых, а ребячливый относится к тем, кто преступает меру .
С одной стороны, невоздержность - это опрометчивость, а с другой - бессилие.
В самом деле, одни, принявши решение, из-за страсти его придерживаться, а других страсть увлекает за собою, потому что они не приняли решений.
Между тем некоторые благодаря предчувствию и предвидению и приведя себя и свой рассудок в бодрую готовность - подобно тому как, пощекотавши себя, не чувствуют щекотки - не поддаются ни страсти от удовольствия, ни страсти от страдания.
Опрометчивой невоздержностью прежде всего резкие и возбудимые одни второпях, другие в неистовстве не дожидаются суждения, потому что воображение легко увлекает их за собою.
.
Распущенный, как было сказано, не способен к раскаянию, потому что он придерживается своего собственного выбора, но всякий невоздержный способен к раскаянию.
Поэтому в действительности дело обстоит не так, как при постановке вопроса, но один, , исцелим.
В самом деле, испорченность похожа на такие болезни, как, скажем, водянка или чахотка, а невоздержность - на эпилептические припадки первая представляет собою непрерывнодействующую, а вторая - приступообразную подлость.
Да и в целом невоздержность относится к иному роду, нежели порочность, ибо порочность скрыта , а невоздержность не скрыта.
Среди самих невоздержных исступленные лучше, чем те, кто, обладая суждением, не придерживается его, ведь последние уступают менее не без предварительного решения.
Действительно, невоздержный похож на того, кто пьянеет быстро и от малого количества вина, т.
е.
от меньшего, чем большинство людей.
Итак, очевидно, что невоздержность - это не порочность хотя в каком-то смысле, вероятно, .
Действительно, первая действует вопреки, а вторая - согласно сознательному выбору.
Тем не менее сходство есть, по крайней мере в поступках как сказал Демодок о милетянах ...милетяне, право, не глупы, но поступают во всем жалким подобно глупцам, так и невоздержные, не будучи неправосудными, поступают все же неправосудно.
Поскольку один, , таков, что не по убеждению ищет телесных удовольствий и чрезмерно и вопреки верному суждению, а другой, , - по убеждению, потому что он такой человек, которому свойственно их искать, постольку первого легко переубедить, а второго нет.
Дело в том, что добродетель блюдет принцип, а испорченность уничтожает, для поступков же принцип - целевая причина, подобно тому как предположения в математике.
Конечно, как в ней суждение не обучает началам, так и в случае с поступками, зато добродетель, от природы ли она или от привычки, составлять правильное мнение о начале .
Таким образом, - благоразумный, а противоположный ему - распущенный.
Может существовать такой человек, от страсти исступленный вопреки верному суждению, который одержим страстью настолько, чтобы не поступать согласно верному суждению, но не настолько, чтобы быть убежденным в том, что кое-какие удовольствия надо беззастенчиво преследовать.
Этот человек и является невоздержным лучший, чем распущенный, и не безусловно дурной, потому что самое лучшее, а именно принцип, в нем сохраняется.
Другой, противоположный этому, придерживается и не приходит в исступление, во всяком случае от страсти.
Отсюда, наконец, ясно, что этот последний склад добропорядочный, а первый - дурной.
.
Является ли, таким образом, воздержным тот, кто придерживается какого бы то ни было суждения и какого бы то ни было сознательного выбора, или же тот, кто придерживается правильного выбора?
А также является ли невоздержным только тот, кто не придерживается какого бы то ни было сознательного выбора и какого бы то ни было суждения, или только тот, кто не придерживается неложного суждения и правильного выбора?
Таков поставленный ранее вопрос.
Но может быть, только привходящим образом человек придерживается любого выбора, а по сути один придерживается, другой не придерживается только истинного суждения и правильного выбора?
Ведь если что-то определенное избирают или преследуют ради чего-то определенного, то, по сути, преследуют и избирают то, а первое - привходящим образом.
Понятие по сути означает для нас безусловно .
Итак, получается хотя в каком-то смысле человек придерживается мнения любого рода, так же как и отступает от него, но в безусловном смысле от истинного мнения.
Есть люди, которые крепко держатся своих взглядов, их зовут упрямыми , т.